Сослуживица матери задохнулась ночью во время астматического приступа. Наутро соседи нашли её труп на лестничной клетке, с посиневшим ртом, в домашнем халате. (Соседи спали и не слышали, как она умирала.) Почему-то считается, что ночью умирает намного больше людей, чем днем, хотя статистика показывает – это не так, но ночью ничего не видно, и со смертью тоже много непонятного, поэтому народная мудрость (между прочим, оксюморон) сделала их роднёй; в действительности днем умирает в три раза больше людей, чем ночью, просто мы не хотим этого видеть, потому что самое страшное, что может быть в жизни – это ясность.
Из рецензии на сайте «Частный корреспондент»
Фрагменты швейцарско-российского дневника 2011—2012 гг. Александра Маркина («Митин журнал» последовательно публикует эти записи, едва ли не первым в истории новейшей русской культуры придав электронным дневникам бумажное воплощение), с одной стороны, предельно биографичны, с другой – полны литературных реминисценций.
Записи объединяет стремление автора к самоуничижению, что позволяет включить героя дневников в галерею «маленьких людей» русской литературы.
Он хочет быть съеденным людоедом, словно в рассказе Теннесси Уильямса, выпоротым, как в порнографическом романе Эрнста Теодора Гофмана (если «Сестру Монику» написал все-таки он), изнасилованным и убитым, как в российской газетной хронике. Самомаргинализация повествователя в благополучной Швейцарии доведена до абсурдного предела. Он ходит зимой в побитом молью шарфе, дырявых кедах и варежках; готовит суп из четверти тыквы, рагу из дохлой белки и спагетти с соусом из газонной травы и мха; бродит вокруг изысканных ресторанов, читая меню у дверей и заглядывая в окна; униженно попрошайничает и микроскопически ворует на городском рынке.
Подобное существование влачат персонажи Гамсуна и Беккета. Говоря о реминисценциях, осмелюсь предположить: замечательная вставная новелла о Василисе прыщавой, ее невинности, женихе, учителе и черном дильдо навеяна не только чтением романа Флобера, но и воспоминанием о героинях Виктора Ерофеева – Ксюше (это она страдала «локальным комплексом Эммы Бовари») и Наде.
Повествователь не сомневается и стремится логически доказать, что страсть к унижению присуща не ему одному, но является неискоренимым и сокровенным желанием т.н. «русского народа». «Нетрудно заметить, что унижение – это уничтожение без «что» посередине», – продолжает он.
Об одержимости автора собственной смертью уже говорилось. Но и чужая смерть – нередкая гостья на страницах дневника. Умирают сослуживица матери и ее соседка по палате. 83-летняя старуха убивает свою 62-летнюю дочь. На лыжной трассе происходит несчастный случай. В московском метро зарезали гастарбайтера, а в московской квартире – помощника депутата.
Впрочем, мрачные наблюдения и рассуждения не мешают Маркину восхищаться красотой человеческого тела или швейцарского пейзажа, изобретательностью мысли или изощрённостью речи.